Сорокоградусная свобода

Он сидел на бордюре тротуара, грязный, вонючий, серый, сливающийся с общей массой чистых и опрятных, но таких же серых людей.
Все проходили мимо, но никто не замечал его.
Я буд-то наткнулся , как на пень в поле.
- Что ты здесь делаешь, незнакомец? Спросил я.
- Живу.
- Ты здесь живешь?
- Нет, я просто живу.

- Да как, был ученым когда-то, не пил. Ездил по стране, видел много интересных вещей. Такие, как тебе сказать. Странные даже. Сделал несколько открытий, написал пару книг, даже награду выдали.
Он отпил из пластикового стаканчика, крякнул, и продолжил свой рассказ.
- А потом жена выгнала.
- Как?! просто выгнала???
- Ага, просто выгнала. Вынесла поутру все вещи в подъезд и вскоре сменила замки на дверях. Ну да ладно. Ей не понравился мой диплом, который я в тот момент получил. Эх, замечательное открытие было. Вот как сегодня помню, кручу находку в руках, что только не делал, даже в СВЧ печь клал, а потом просто начал ЕЁ любить. Помню взрыв. Всю лабораторную комнату разнесло к чертям, камень только целый был. Представь, взорвался, и остался цел, даже не нагрелся. И среди всего хлама, лежал на полу он. Я остолбенел, ощупал себя, целехонький. Ни волосинки не упало.
- А что за камень-то?
- Душа.
Он достал сверток из плотной бумаги, в котором я узнал тот самый диплом. Развернул его, там лежал именно тот самый камушек-душа.
Сверкающий янтарь, чуть излучающий свет. Маленький осколок, размером с рублевую монету. Я протянул к камню руку, но трогать не стал. Все ощущалось на расстоянии.
 Приятное ощущение, как буд-то мама гладит. А внутри что-то запело, и все цвета вокруг стали ярче. Уже не чувствовалась тяжесть в ногах. Все движения и мысли стали осмысленными и свободными. Как в детстве. Мир казался сказочным и без границ.
- Спасибо.
И ноги оторвались от земли, и тело взмыло в небо. Все горизонты стерлись. Снова жив.
- Тебе спасибо! Донесся крик снизу.
Бродяга подпрыгнул с места, широко улыбаясь, пьяный пустился в пляс. Подбегая к проходящим, он указывал пальцем в небо и смеялся.
Прохожие просто обходили его. Отводя взгляд, шли дальше, наступая на хрупкие осколки разбитой бутылки. К которой больше не притронется, этот хранитель частички души.